ей, что делалось на ринге, и она, кажется, уже начала чуть разбираться в боксе. Во всяком случае, поняла, почему боксеры все время «танцуют» и почему держат руки согнутыми, а перчатки на высоте подбородка. Было хорошо сидеть с Вадимом и чувствовать себя не просто зрительницей, а чем-то причастной к происходящему.
Она даже пожалела, когда в последний раз пробил гонг и соревнования окончились. Как свою победу ощутила радость, когда объявили, что командное первенство одержал спортклуб Вадима. Рассмеялась и шутя сказала Вадиму:
— Ура! Мы победили!
Она ждала его у освещенного фонарями входа на Левашовский.
Пошел снег. Невесомые и легкие снежинки, словно мошки, роились в голубом свете фонарей.
Снег падал на Валину шапочку и плечи. Она поднимала голову, смотрела вверх, откуда летели и летели снежинки. Они ложились на ее щеки и лоб и сразу же таяли, приятно холодя разгоряченное лицо.
Выходили ребята с чемоданчиками. Иных провожали девушки, другие вываливались мужской компанией. Заметив Валю, отпускали шуточки или во всеуслышание звали с собой. Вышел и Бабасюк. Валя сразу узнала его. Был он одет в короткое пальто и меховую кепку. С ним шли те самые девчонки, которые вскакивали с мест. Одна из них держалась ближе к боксеру, другая, взяв ее под руку, заглядывала в лицо что-то им доказывавшего Бабасюка.
Наконец со знакомым ей портфелем появился Вадим.
— Акопян, тренер, задержал, — оправдывался он. — Никак нельзя было уйти…
— Да ладно, — сказала Валя, — ничего, недолго.
Она была счастлива, что он вышел и был одни, не с ребятами, сейчас пойдет с ней и, наверно, проводит до самого дома.
Вадим подхватил Валю под руку, и они пошли в сторону трамвая. С Левашовского свернули на светлую улицу Ленина. Город затихал. Снег густо ложился на тротуары. Идти было мягко. Под ногами слегка поскрипывало.
— Пойдем до Большого, — сказал Вадим, когда они переходили трамвайную линию. — Там на что-нибудь сядем.
Валя согласилась. Как было хорошо вдвоем! Она ощущала тепло руки Вадима. Какая твердая у него рука!
На углу узенькой, незнакомой ей улицы сквозь летящий снег неоном светилась надпись.
— «Сне-жин-ка!..» — прочла Валя. — Смотри, так кафе называется… И снег идет.
— Зайдем, — предложил Вадим. — Кажется, еще можно.
Толкнули дверь. Запахло кофе…
На них никто не обратил внимания. Сидящие за одним из столиков трое мужчин тянули из стаканов светлое вино и были заняты разговором. Буфетчица углубилась в подсчеты и щелкала костяшками счетов.
— Кофе, — сказала Валя, усаживаясь.
— А может, немножко вина, а?
— Ну, мне совсем капельку.
— Какого?
— Все равно. Лучше сухого.
— Есть!
Он улыбнулся и вразвалочку пошел к стойке. Там что-то шипело и хлюпало. Вадим сперва принес вино в стаканах, потом чашечки с кофе и четыре пирожка.
Есть хотелось, и пирожки были кстати.
Сперва решили выпить вина.
— Много, — сказала Валя, подняв стакан. — Ну, ладно, за твою победу!
Как-то неуверенно Вадим кивнул и разом выпил все свое вино. Поставив стакан, сказал:
— Случайно, наверно, получилось, сам не знаю как.
Бабасюк ведь сильнее меня считается и опытнее. Я с другим должен был драться. С тем бы полегче, но они выставили Бабасюка. У того вроде травма. Бабасюк в их команде лучший в нашем весе. Ну, что делать… Акопян говорит: «Изматывай и уходи сколько сможешь». Решил, продержусь сколько смогу, а там уж и сам попробую.
— Так это ты нарочно все прыгал, прыгал сперва?
Он засмеялся.
— Конечно. В боксе главное — маневр. Зря размахивать руками — только силы терять. Он бы побил меня, да уж очень хотел поэффектней пройти, я это понял и закрывался. Удар у него, между прочим, будь здоров… А все-таки он попался, не ожидал. Слышала, как вся его капелла орала? Я знал, если два раунда продержусь, на последнем он будет уже не тот. Мои будут три минуты.
— Какие три минуты?
— Последние. Раунд — три минуты.
Валя удивилась. Неужели бой продолжался только по три минуты?
— Три по три — всего девять, — весело продолжал Вадим, наслаждаясь ее неосведомленностью. — И перерыв по одной минуте, пока в чувство приходим и лекции слушаем. Одиннадцать минут — вся игра.
— Девять минут! С ума сойти! Да ведь на вас смотреть было страшно.
— Так это же все равно, что бегом до Пушкина.
— И ты еще ничего.
— Тренировка. А вообще-то и самому три минуты иногда за час кажутся. Я ведь не думал, что победил. Рад был, хоть устоял. Судьи дали по очкам эа тактику боя… Разговоров там было, в раздевалке! Ничего, Акопян не ворчал. Он и сам-то, думаю, не ожидал.
— Все-таки ты молодец, — повторила Валя.
— Мне рефери по очкам насчитали.
Она видела, он был рад, что она хвалит его. Глупый, неужели не понимал: если бы и проиграл, для нее все равно был бы таким же милым, а она, может быть, даже тогда была бы ему нужнее, чем сейчас.
Они не заметили, что остались в «Снежинке» одни.
— Молодые люди, закрываем! — певуче сказала буфетчица.
Поднялись… Вадим взял стоящий на стуле портфель.
— Спасибо, — сказала Валя. — До свиданья.
— Всего хорошего, — ответила буфетчица, отворяя им двери.
К Валиному дому подошли, когда на улицах стало уже совсем пустынно.
Сейчас они расстанутся. Вот уже и ворота ее дома. Как жаль! Лучше, если бы он был далеко. Они шли и держались за руки. Он сжимал ее пальцы. Было поздно, но они не смотрели на часы. Сколько прошло времени?.. Да не все ли равно! Им не хотелось расставаться.
Они остановились возле ее дома.
— Которые твои окна? — спросил Вадим.
— Вот те. Два на третьем этаже. Раз, два… Пятое и шестое. Видишь?
— Спят ваши?
— Нет. Мамы нет дома.
— В ночную работает?
— Нет. Уехала к тете на выходной.
Зачем она это сказала?.. Зачем? Вадим понял все по-своему.
— Я пойду, пора, — осторожно высвободила руку.
Но он снова завладел ее пальцами.
— Подожди. Ну, малость…
Он смотрел на нее и чего-то ждал. Вдруг спросил:
— Можно, я у тебя немного посижу, согреюсь?
Валя помотала головой.
— Боишься?
— Нет. Нельзя.
— Не веришь. Ясно.
Помолчали. У нее начали деревенеть коленки. Осторожно он снова начал:
— Я бы погрелся и сразу ушел.
Она подняла на него взгляд. Он был похож на мальчишку, которому отказывали в самом желанном. Глаза Вадима не таили хитрости. Валя рассмеялась:
— Как не понимаешь!..
— Ладно. Пока…
Он даже не пытался поцеловать ее. Отнял руку.
— Ты иди. Я подожду, пока закроешь двери.
— Зачем? Я не боюсь.
Он смотрел на нее так, словно не понимал, о чем она говорит.
Вошли в парадную. Валя
